Никогда не поздно: зачем взрослым учиться новому

Фраза «взрослый новичок» может звучать снисходительно. Она подразумевает, что вы учитесь чему-то, что должны были освоить в детстве. Но обучение чему-то новому — это не обязательно занятие только для молодых.

Однажды, несколько лет назад, во время каникул я был глубоко погружён в игру в шашки со своей четырёхлетней дочерью в маленькой библиотеке приморского городка. Её взгляд устремился к соседнему столу, где чёрно-белая доска была уставлена гораздо более интересными фигурками (многих будущих шахматистов в нежном возрасте привлекали «лошади» и «замки»). 

«Что это?», — поинтересовалась она. «Шахматы», — ответил я. «Сыграем?» — попросила она. Я рассеянно кивнул.

Была только одна проблема: я не знал, как играть. Я смутно помнил, что в детстве научился основным ходам, но шахматы не стали моим постоянным увлечением. Этот факт преследует меня всю жизнь. Я видел простаивающую доску в вестибюле отеля или головоломку в приложении к газете выходного дня и чувствовал, как мне становится не по себе.

У меня было общее представление о шахматах. Я слышал такие имена, как Бобби Фишер и Гарри Каспаров. Я знал, что игра завораживала исторических личностей, в том числе Марселя Дюшана и Владимира Набокова. Я знал стереотип о том, что гроссмейстеры могут смотреть вперёд на десятки ходов. Я знал, что шахматы, как и классическая музыка, являются условным признаком в кино для гения (часто злого). Но шахматы я знал так, как «знал» японский язык: как он выглядит, как он звучит, его «японскость», не понимая его на самом деле.

Я решил научиться играть в шахматы —  хотя бы для того, чтобы иметь возможность учить свою дочь. 

Потребовалось провести несколько часов в смартфоне на детском дне рождения или ожидая в очереди в «Трейдер Джо» (американская сеть супермаркетов), чтобы разобраться в основных ходах. Вскоре я уже играл — а иногда даже побеждал —  со слабейшими компьютерными противниками (запрограмированными с катастрофическими ошибками). Но вскоре выяснилось, что я мало что понимаю в более серьёзных стратегиях. Я не хотел даже пытаться учить тому, что сам знал плохо. 

И все же, как научиться? Количество шахматных книг ужасало. Конечно, были «Шахматы для чайников». Но и помимо этого существовало огромное количество шахматной литературы. Она была наполнена похожими на алгебру шахматными обозначениями, квази-языком, который требовал изучения сам по себе. Кроме того, книги были весьма специфичны: например, «Полный путеводитель по игре 3.Nc3 против французской защиты (название шахматного приёма).

Так и есть: целая книга, посвященная вариантам одного хода — хода, который, надо добавить, регулярно исполняется уже сто лет. И всё же люди продолжали исследовать его, и спустя 100 лет и множество шахматных книг появилось 288 страниц новых вещей, о которых можно рассказать.

Хорошо известный факт, который можно услышать, только начиная заниматься шахматами, заключается в том, что после всего лишь трёх ходов во вселенной существует больше вариантов игры, чем атомов. И, действительно, я чувствовал себя бесконечно растерянным, когда пытался понять, как объяснить эту чрезвычайно сложную игру человеку, чьим любимым шоу было «Любопытный Джордж» (американский приключенческий мультипликационный фильм об обезьянке Джордже).

Поэтому я сделал то, что сделал бы любой уважающий себя современный родитель: нанял преподавателя. Суть в том, что я хотел, чтобы кто-нибудь одновременно учил и меня, и мою дочь.

Для большинства из нас начальный этап — это что-то, что нужно пройти как можно быстрее, поскольку он подразумевает, например, ощущение социальной неловкости. Но даже если мы только проходим через этот начальный этап, мы должны уделить ему особое внимание. Как только он заканчивается, его трудно вернуть.

Вспомните время, когда вы впервые посетили новое, далёкое место, которое вам едва знакомо. По прибытии вас будоражила любая новая деталь. Запах еды на улице! Любопытные дорожные знаки! Звук призыва к молитве! Вырвавшись из привычного для вас окружения, оказавшись в ситуации, когда вы вынуждены познавать новые ритуалы и способы общения, вы обрели сенсорные суперспособности. Вы обращали внимание на всё, потому что не знали, что нужно знать, чтобы двигаться дальше. Через несколько дней, по мере того, как вы лучше узнавали это место, то, что казалось странным, стало знакомым. Вы стали замечать меньше деталей. Вы стали увереннее в своих знаниях. Ваше поведение стало более автоматическим.

Даже по мере того, как ваши навыки и знания развиваются, сохранение сознания новичка может иметь некую потенциальную ценность. На примере того, что стало известно как эффект Даннинга-Крюгера, психологи Дэвид Даннинг и Джастин Крюгер показали, что в ходе различных когнитивных тестов люди, которые показали плохие результаты, одновременно наиболее «грубо переоценивали» свои реальные результаты. Они были «низкоквалифицированными и даже не знали об этом».

Это, безусловно, может стать камнем преткновения для новичков. Но позже дополнительные исследования показали, что единственное, что хуже, чем едва ли что-либо знать — это знать немного больше, чем ничего. Такая закономерность проявляется в реальном мире: врачи, изучающие технику хирургии позвоночника, совершают наибольшее количество ошибок не при первой или второй операции, а при 15-й; при этом ошибки пилота, похоже, достигают своего пика не на самых ранних стадиях, а примерно после того, как он налетает порядка 800 часов.

Я не призываю экспертов страшиться новичков. Эксперты, которые, как правило, «квалифицированы и знают это», гораздо эффективнее справляются с решением проблем и более раскованны в своих движениях (например, лучшие шахматисты, как правило, также являются лучшими игроками в быстрые шахматы). Они могут опираться на больший опыт и более тонко проработанные рефлексы. Начинающие шахматисты будут тратить время на обдумывание огромного количества возможных ходов, в то время как гроссмейстеры сосредоточатся на наиболее подходящих вариантах (даже если после этого они потратят много времени на обдумывание того, какой из этих ходов лучше).

И всё же иногда «привычки знатока», как это называл дзен-мастер Судзуки, могут стать препятствием, особенно когда требуются новые решения. Со всем своим опытом знатока люди иногда могут увидеть лишь то, что они ожидают увидеть. Шахматные мастера могут настолько увлечься ходом, который они помнят из предыдущей партии, что пропустят более оптимальный ход на другой части доски.

Эта тенденция людей по умолчанию прибегать к привычному, даже перед лицом более оптимального нового решения, была названа эффектом Einstellung (нем. «установка»).

В известной «задаче со свечами» людей просят прикрепить свечу к стене, используя только коробку со спичками и коробку с кнопками. Люди с трудом решают эту проблему, потому что они зацикливаются на «функциональной фиксации» коробки как контейнера для спичек, а не как теоретической полки для свечи. Оказывается, есть одна группа, которая хорошо справляется с этой задачей: пятилетние дети.

Почему? Исследователи предполагают, что у детей младшего возраста более гибкое «представление о функции предмета», чем у детей старшего возраста или взрослых. Они меньше зациклены на том, чем что-то является, и в большей степени способны воспринимать вещи просто как предметы с разным потенциалом использования. Неудивительно, что они так ловко осваивают новые технологии: для них всё в новинку.

Дети, в самом прямом смысле слова, имеют умы новичков, открытые для более широких возможностей. Они видят мир более свежим взглядом, не настолько обременены предрассудками и прошлым опытом и меньше руководствуются тем, что считают истиной.

Они с большей вероятностью улавливают детали, которые взрослые могут отбросить как несущественные. Поскольку их меньше беспокоит, что они ошибаются или выглядят глупо, дети часто задают вопросы, которые не позволяют себе взрослые.

Никто не хочет оставаться новичком. Мы все хотим прогрессировать. Но даже по мере того, как наши навыки улучшаются, а знания и опыт возрастают, я выступаю за то, чтобы сохранять или даже культивировать дух новичка: наивный оптимизм, повышенную настороженность, которая сопровождается чем-то новым и неопределённым, готовность выглядеть глупо, а также внутреннее разрешение самому себе задавать другим очевидные вопросы. В общем, свободный ум новичка.

Сто лет назад великий шахматист Бениамин Блюменфельд дал нам всем совет, который относится как к шахматам, так и к жизни: «Прежде чем сделать свой ход, посмотрите на позицию, как если бы вы были новичком». 

Когда моя дочь впервые начала участвовать в школьных шахматных турнирах, я часто беседовал с другими родителями. Иногда я спрашивал, играют ли они сами в шахматы. Обычно ответом было вежливое пожимание плечами и улыбка. Когда я говорил, что учусь играть, ответный тон был жизнерадостно-покровительственным: «Удачи!». Я подумал: «Если эта игра так хороша для детей, почему взрослые ее игнорируют?» Видя, как кто-то играет в Angry Birds, я хотел похлопать этого человека по плечу и сказать: «Зачем ты заставляешь своих детей играть в шахматы, пока сам занимаешься этим? Это игра королей! Есть шахматные партии, которые были записаны в 15 веке!»

На шахматных турнирах я видел динамику, которая была мне слишком знакома по миру других детских увлечений: дети чем-то занимаются, а взрослые типа меня тупят в свои смартфоны.

Конечно, у нас, родителей, была работа, которой мы позволяли даже захватывать часть выходных, работа, которая помогала оплачивать уроки, которыми наслаждались (или терпели) наши дети. Но мне также было интересно, преподаем ли мы им, постоянно сопровождая наших детей на этих занятиях, тонкий урок: обучение — это для молодых.

Прогуливаясь по коридору во время одного из турниров, я заглянул в класс и увидел группу родителей с человеком, который показался мне инструктором. Они играли в шахматы! Как раз тогда, как назло, группа детей прошла мимо меня, взглянув на ту же самую картину. «Почему взрослые учатся шахматам?» — спросили они каким-то насмешливым тоном на фоне коллективного веселья группы. Они пошли дальше, в то время как я медленно умирал перед забавной доской объявлений.

Я устал от роли наблюдателя. Я хотел стать частью этого мира. И вот так я получил членский билет от Шахматной федерации США и начал заниматься шахматами.

Поначалу я нервничал, хотя мне действительно нечего было терять, кроме гордости. «Мастер может иногда играть плохо, — как выразился один гроссмейстер, — а любитель — никогда!» И таким любителем как раз и был я: мрачные ритуалы, встречи, от которых сердце начинало биться быстрее, напряжённая атмосфера. Три часа непрерывной концентрации и интенсивного мышления с выключенным телефоном. Это было похоже на тренажёрный зал для мозга.

Быть новичком тяжело в любом возрасте, но по мере того, как ты становишься старше, становится всё труднее. Мозги и тела детей созданы для того, чтобы делать, терпеть неудачи и делать снова. Мы поощряем практически всё, что они делают, потому что они стараются.

Со взрослыми всё сложнее. Во фразе «взрослый новичок» ощущается нежная жалость. От неё пахнет обязательными семинарами по переквалификации и неудобными стульями. Она подразумевает изучение того, чему, возможно, уже следовало бы научиться.

Безопасно придерживаться того, в чем мы уже хороши. «Трудно быть старым и плохим в чем-то», — сказал мой друг, вернувшийся в хоккей спустя многих десятилетий вне спорта. Мы можем быть настолько напуганы, будучи новичками, что забываем о том, что когда-то были новичками во всевозможных вещах — до тех пор, пока не овладели ими.

Взрослые новички сталкиваются со своей версией того, что спортивные тренеры называют «угрозой подтверждения стереотипов», когда негативный образ ассоциируется с определённой группой игроков и приводит их к повторению ошибок — в данном случае к той ошибке, которая предполагает, что в старшем возрасте учиться труднее. Существует губительный зловещий голос: «Ты начал слишком поздно. Зачем вообще напрягаться?» Однажды, присутствуя на уроке плавания, я был поражён, увидев, как моя дочь «разворачивается кувырком» в конце дорожки, плывя на спине. Я такое сделать не смогу. «Как такому научиться?», — спросил я. «Для этого надо быть ребёнком», — как ни в чем не бывало ответила она.

Как я выяснил, подобная идея глубоко укоренилась в шахматах. Похоже, что существует связь между возрастом, в котором ты впервые научился играть, и твоим последующим успехом в турнирах. Эта идея настолько распространена, что Магнус Карлсен, нынешний шахматист №1, воспринимается как редкое исключение. «В пять лет, — с удивлением отмечается в одном из источников, — в возрасте, к которому любой начинающий гроссмейстер должен был хотя бы начать играть, Магнус Карлсен не проявлял особого интереса к шахматам».

Сидя напротив молодых соперников, я старался помнить небольшой совет, полученный из книги колумниста The Guardian Стивена Мосса «Новичок: просто встреться с ними [шахматами] лицом к лицу так, как ты бы встретился с человеком».

Это может быть сложно. То, как они играли, просто сбило меня с толку. Пока я мучительно колебался, они начинали быстрые, жестокие атаки — иногда эффективные, иногда глупые. «Дети как бы просто действуют, не задумываясь ни о чем», — сказал мне Даниел Кинг, английский гроссмейстер и комментатор шахматных турниров. «Такая уверенность в себе может очень обескуражить противника».

Маленькие дети, например, показывали более точные результаты в более короткий период времени на тестах, включающих «вероятностное изучение последовательности» — это вид тестов, при котором люди должны угадывать, какие механизмы приведут к каким событиям (например, если вы нажмете кнопку A, произойдет событие Икс).

После 12 лет эта способность начинает снижаться. Как предполагают исследователи, люди начинают больше полагаться на «внутренние модели» познания и мышления, а не на то, что они видят прямо перед собой. Другими словами, они слишком много думают. В шахматных партиях, где мои взрослые противники часто будто бы сражались с невидимыми внутренними демонами, дети с легкостью совершали ход за ходом.

Я купился на угрозу стереотипов. Если бы я проиграл взрослому, я бы объяснил это моими собственными глупыми ошибками. Но если бы я проиграл ребёнку, то внезапно представил бы его каким-нибудь зарождающимся гением, против которого у меня никогда не было шансов.

Когда я спросил нашего тренера по шахматам, каково это — учить взрослых шахматистов, а не детей, он на мгновение задумался и сказал: «Взрослые должны объяснить себе, почему они играют в то, во что играют». «Дети, — добавил он, — этого не делают». Он сравнил это с языками: «Начинающие взрослые изучают правила грамматики и произношения и используют их для составления предложений. Маленькие дети изучают языки, разговаривая».

Это сравнение намного глубже, чем мы могли бы подумать. Моя дочь, по сути, изучала шахматы как свой первый язык, в то время как я изучал их как второй язык. Ещё важнее то, что она учила его в молодости.

Изучение языка является одним из тех занятий (как музыка и, возможно, шахматы), которые, кажется, даются лучше всего, если учиться во время так называемого «чувствительного периода», во время которого, как описал один исследователь, «нейронные системы особенно быстро реагируют на соответствующие стимулы и более восприимчивы к изменениям в момент стимуляции».

С другой стороны, поскольку я уже взрослый, знающий английский язык, мой мозг может быть настолько «настроен» на звуки моего родного языка, что мне сложнее освоить новую грамматику. То, что я уже знаю, мешает тому, что я хочу выучить. Дети, зная меньше, могут на самом деле узнать больше (когнитивный ученый Элисса Ньюпорт называет это гипотезой «меньше — значит больше»).

Если что-то оказывается более сложным — это не значит, что оно невозможно. «Чувствительные» периоды не являются «критическими», и наука, в любом случае, не является неоспоримой. Например, идеальный слух, который не только чрезвычайно редок, но и, как давно считается, невозможен за пределами ограниченного детством возрастного диапазона, может быть освоен некоторыми взрослыми, как показали исследования Чикагского университета (пусть и не в такой степени, как у тех, кто обладает «истинным» идеальным слухом).

Дети зачастую добиваются большего прогресса просто потому, что они дети. Их жизнь в значительной степени основывается на обучении, ведь у них мало других обязанностей, а их родители с нетерпением ждут, когда же они смогут их похвалить. Кроме того, у них есть мотивация: если бы вы попали в совершенно новые условия, как младенцы, и обнаружили, что вы не можете общаться, вы бы, вероятно, довольно быстро научились говорить.

Вы, возможно, уже по праву задаетесь вопросом: зачем мне изучать кучу вещей, которые не имеют отношения к моей карьере? Зачем увлекаться простым хобби, когда я пытаюсь идти в ногу с требованиями быстро меняющегося рынка труда?

Во-первых, я бы хотел сказать, что совсем не обязательно, что изучение чего-то вроде пения или рисования на самом деле не поможет вам в вашей работе — даже если это не очевидно в данный момент.

Учёба предлагается в качестве эффективного средства борьбы со стрессом в работе. Укрепляя наше чувство собственного «я» и, возможно, наделяя нас новыми возможностями, обучение становится «буфером стресса».

Клод Шеннон, выдающийся учёный и эрудит из Массачусетского технологического института, который помог изобрести наш сегодняшний цифровой мир, погрузился во всевозможные увлечения: от жонглирования до поэзии и проектирования первого портативного компьютера. «Снова и снова, — отмечал его биограф, — он занимался проектами, которые могли бы поставить других в неловкое положение, задавал вопросы, которые казались банальными или незначительными, а затем сумел сделать из них прорыв».

В современности регулярный выход из наших зон комфорта кажется обычной практикой. Быстрый темп технологических изменений превращает нас всех, в некотором смысле, в «вечных новичков», всегда находящихся на восходящей траектории обучения. Наши знания, как и наши телефоны, постоянно нуждаются в обновлении. Мало кто из нас может направить все свое внимание в одно «дело всей жизни». Даже если мы сохраняем ту же работу, необходимые навыки меняются. Чем активнее мы хотим быть храбрыми новичками, тем лучше. Как описал это Рави Кумар, президент IT-гиганта Infosys: «Вы должны научиться учиться, научиться отучиваться и научиться переучиваться».

Во-вторых, это просто полезно для вас. Я не имею в виду, что эти занятия — пение, рисование или серфинг — полезны для вас (хотя это так, в каком-то смысле я к этому вернусь). Я имею в виду, что само по себе обучение навыкам полезно для вас.

Едва ли имеет значение, какое занятие вы выбрали — завязывание морских узлов или гончарное дело. Изучение чего-то нового и сложного, особенно в группе, имеет доказанные преимущества для «машины, жаждующей разнообразия», то есть мозга. Поскольку что-то новое само по себе, кажется, запускает процесс обучения, изучение нескольких новых вещей в одно и то же время может быть еще лучше. Исследование, в ходе которого взрослые в возрасте от 58 до 86 лет одновременно посещали несколько разных занятий — от испанского языка до музыкальной композиции и живописи, — показало, что всего через несколько месяцев учащиеся не только улучшили свои знания в области испанского языка или живописи, но и показали более хорошие результаты в ряде когнитивных тестов в сравнении с контрольной группой, которая не посещала никаких занятий.

Эти люди также изменились и в других аспектах: они стали чувствовать себя более уверенно, были приятно удивлены своей работой и продолжали встречаться друг с другом по окончании прохождения занятий.

Обучение навыкам кажется просто дополнением; дело не только в обретении навыка. В ходе исследования, в котором принимали участие маленькие дети, посещающие уроки плавания, были обнаружены преимущества, выходящие за рамки этого вида спорта. Те, кто занимался плаванием, лучше справлялись с рядом других физических тестов: например, они были более ловкими и обладали лучшей зрительно-моторной координацией, чем те, кто плаванием не занимался. Они также лучше читали и показывали более высокие результаты в математических тестах, даже учитывая такие факторы, как социально-экономическое положение.

Многие из этих исследований или рекомендаций ориентированы на детей. Шахматы, например, рассматриваются как способ улучшить концентрацию и внимание ребёнка, развить его навыки решения проблем, стимулировать его творческое мышление. Но я убедился, что каждый раз, когда что-то считается полезным для детей, оно оказывается даже более благотворным для взрослых — отчасти потому что мы предполагаем, что нам больше не нужны все те преимущества, которые, как говорят, дает то или иное занятие.

И всё же, что может быть лучшим лекарством от широко распространенного пристрастия к «смартфонам», чем два часа необходимости напрягать глаза и мозг перед 64 квадратами на доске в попытке проанализировать почти бесконечное разнообразие ходов и контрходов?

Обучение новым навыкам также меняет ваше мышление или ваш взгляд на мир. Обучение пению меняет то, как вы слушаете музыку, в то время как обучение рисованию является поразительным учебным пособием по человеческой зрительной системе. Научиться сварке — это интенсивный курс в области физики и металлургии. Вы учитесь сёрфингу, и вдруг вас начинает интересовать расписание приливов и отливов и штормовые системы, а также гидродинамика волн. Ваш мир стал больше, потому что вы стали больше.

И, наконец, если люди, кажется, жаждут новизны, а новизна помогает нам учиться, то одной из вещей, которую даёт нам обучение — это способность лучше справляться с чем-то новым в будущем. «В большей степени, чем любое другое животное, мы, люди, зависим от нашей способности учиться», — заметила психолог Элисон Гопник. «Наш большой мозг и огромные способности к обучению развивались прежде всего для того, чтобы справляться с переменами». Мы всегда переключаемся между мгновениями некомпетентности и мастерства. Иногда мы осторожно пытаемся понять, как мы собираемся сделать что-то новое.

Иногда для этого мы читаем книгу или ищем учебное видео. Иногда нам просто нужно с головой окунуться в новое занятие.

Источник: https://newochem.io/navykah/

Источник, который указан в источнике: The Guardian